Для властителя, которого ждала, похоже, та же судьба, что и его возлюбленную Ян, это была очень своевременная помощь.
— Отряд воинов халифа уже в пути, — завершил я доклад. — Им очень нравится сейчас этот договор, если не союз: они получают твердый контроль над Согдом, ослабленная империя ничем не грозит им на востоке, тем более что есть еще уйгуры… С уйгурами вел переговоры генерал Пугу Хуайэнь, — тут император еле заметно кивнул, — он готов вновь отправиться в путь, как только получит приказ государя. Мятежники могут попытаться перекрыть часть путей на Запад, но маленькая группа всадников всегда пройдет, дорог слишком много, у мятежников не хватит сил, чтобы заблокировать их все.
— Я вижу, что и вы сами, уважаемый воин, немало поработали для этого, — заметил государь, с интересом склонив голову набок. — Вы принесли нам надежду. С закрытой дорогой на Запад мятежник долго не продержится.
Тут он чуть задумался, подняв глаза к потолку. Было абсолютно тихо. Я взглянул на Гао, и тот, как мне показалось, чуть кивнул.
— Государь,- сказал я почти шепотом. — Кроме тайных переговоров, есть много других вещей, которые люди господина Чжоу умеют делать даже в одиночку. Сейчас вы в беде, и долг каждого солдата — помочь своему государю. Даже если это опасно.
Светлый император сделался вдруг очень внимательным.
— Государь, вы сразу поняли, что здесь происходит и почему происходит — продолжал я. — Вас хотят вынудить потерять лицо. Если вы поддадитесь им, значит, вы слабы. А не поддаться им нельзя. Но — их можно переиграть. Они провалятся. А поэтому… не мне судить, в чем виновна гуйфэй или был виновен ее брат…
— Их вина велика… — как эхо почти прошептал властитель. Глаза его не выражали ничего. Я понял, что император готов прорываться в южную столицу, к верным войскам — любой ценой, что он уже начал готовить себя к неизбежному, и задача моя в предстоящие мгновения будет нелегкой.
— Если позволите, государь, — мне только нужно, чтобы вы отдали приказ о том, что перед казнью — во дворе, на виду у всех — гуйфэй дозволяется провести краткое время одной у алтаря Учителя Фо, на противоположной стороне двора, напротив шеренги солдат…
Дальше я говорил чрезвычайно быстро, рублеными фразами, чертя план двора пальцем на грязном полу. Лицо императора было неописуемо — помню только, что он был абсолютно неподвижен и глаза его казались огромными.
А дальше, как только эта неприятная история разрешится, мы, на Восточных островах, получим ваш приказ — и исполним его. Можем вернуться или остаться там навсегда. Или — что пожелает государь.
— А что ты мне скажешь, Лиши, — тихо и почти саркастически прозвучал, наконец, этот прекрасный голос. — Ведь без тебя тут, как я вижу, не обойтись…
Если можно себе представить чуть раскачивающуюся обезьяну, улыбающуюся с закрытыми глазами, то это и было лицо Гао Лиши во время моего рассказа. Голос императора как будто разбудил его, но улыбка не исчезла.
— Очень дерзкий план, государь, — ответил этот замечательный человек, в котором пропал, наверное, настоящий шелкоторговец. — Рискованный. Рискованный вот для этого офицера. — «Не для вас», мог бы сказать он. — Ну, а я… Я тут сейчас подумал, государь, что уже давно живу на этом свете и видел от вас много добра. — Тут он, как и его друг и повелитель, сделал маленькую эффектную паузу… — Очень давно живу, и вот какая штука — глаза уже не те, часто ошибаюсь.
Я перевел дыхание. И тут наступил момент, о котором я до сих пор вспоминаю с ужасом. Я чуть не совершил страшную ошибку. Потому что государь в этот момент смотрел прямо на меня без всякого выражения, чуть выпятив вперед подбородок с небольшой седой бородкой, и как будто чего-то ждал — а я не имел понятия, чего же именно.
Император почти незаметно выдвинул подбородок еще дальше вперед. «Меня побуждают сказать еще что-то важное», — подумал я в панике.
— Шелк, государь, — извиняющимся голосом сказал, наконец, я. — Когда кончатся нынешние бедствия… а я уже давно в строю и немолод… моя семья в Согде торгует шелком… Я бы хотел монополию на три года на закупку шелка из одного маленького уезда под Сучжоу.
Я, видимо, угадал. До сих пор не знаю, что сделал бы император, если бы я не высказал этой, столь уместной и очевидной в такой ситуации, просьбы. Но теперь плечи его опустились, он чуть вздохнул. Я понял, что прошел испытание.
Властитель повернулся к Гао Лиши, энергично кивнул, потом обратил ко мне свое умное лицо и поклонился чуть глубже. Согнулся в поклоне и я.
Только императоры умеют давать согласие на подобные авантюры так, что при желании всегда можно потом утверждать, что на самом деле никакого согласия и не было.
И только позже я вспомнил буквально искру, мелькнувшую в его глазах, когда он уже поворачивался и вставал, как бы в виде милости опираясь на руку евнуха.
Это был не тот человек, которого можно обмануть. Он сидел на троне уже сорок четыре года. Он выиграл несколько войн и еще больше проиграл, он казнил минимум трех сыновей и пережил множество заговоров. Он все знал или чувствовал кожей. Он знал, кто я такой (а иначе — еще неизвестно, стал ли бы он говорить еще с одним человеком в ненавистном красном мундире). Он отлично понимал, что я всего лишь предлагал ему выбор — отдать единственную любимую женщину на убой заговорщикам и полностью унизиться в их глазах или отдать ее более молодому любовнику.
Это был очень плохой выбор. Но заговорщики не предлагали ему никакого выбора вообще.