Любимая мартышка дома Тан - Страница 87

К оглавлению

87

Тут я снова взглянул на его ногу, точнее на завязанный узлами шарфик отличного персидского шелка, и перевел взгляд на убитого офицера. Он был со мной одного роста. Стрела торчала у него из глазницы — хорошо стреляют всадники Великой Степи… Я наклонился и с омерзением начал стаскивать с трупа мундир. Цзя Дань, уже чуть порозовевший, молча смотрел на мои манипуляции.

Отряд «малиновых барсов» был непрост, кого попало не поставили бы под команду господина Чжоу. Тут не годились пузатые столичные гвардейцы — сочинители стихов и музыки, любители заговоров, а еще в большей степени сплетен о таковых.

И передо мной было тому доказательство: на теле убитого под красным мундиром оказалась кольчуга, отливающая серебром балхская кольчуга, стоившая целое состояние или взятая даром у какого-то мертвого воина, возможно — из моей же страны. Очень она помогла обоим своим прежним хозяевам, мелькнула у меня мысль.

Я натянул на себя и кольчугу, и красный мундир, и тяжелую, подбитую железом шапку с заломленным вперед кожаным гребнем, имитирующим головную повязку. Сапоги — стандартные, армейские, из козлиной кожи с завязками,- вот тут я вздохнул и решил, что обувь все-таки должна быть удобной и своей… Я взял также портупею и меч в ножнах, который хозяин даже не успел оттуда достать. А Цзя Дань все смотрел и смотрел на меня.

Двор постепенно заполнялся людьми — первые уличные зеваки осторожно пробирались туда, куда еще вчера опасались даже подойти. Появились два первых красных мундира, я призывно махнул им рукой и показал на Цзя Даня. Они повиновались молча и мгновенно. И когда я уже на моей тохаристанке выезжал из бывших ворот, я увидел на уровне седла вытянутое лицо и непонимающие глаза господина Ду, пешего, в разорванном халате. Он смотрел на меня и не узнавал. Я любезно кивнул ему и проехал мимо, краем глаза видя, как глаза его расширяются, в них появляется сначала изумление, а потом и нескрываемая ненависть. Но я уже перешел на рысь.

На главном проспекте, который я пересек не без труда среди водоворотов пеших и конных, ко мне протягивали руки, пытаясь спросить, что делать. Я крутил головой и несся дальше — на юг и потом на восток, к дому.

Дело в том, что мне пришла в голову мысль: теперь-то я вполне могу заехать домой, чтобы взять в дальнюю дорогу пару необходимых вещей — правда, у седла висела торба с обычным запасом денег, но все же… Если же встретится отряд гвардейцев или мятежников, то на Мышке уйти от них будет не трудно. Но именно сейчас им всем уже не до меня.

Потом как-то сам собой возник вопрос, а зачем этот отряд вообще сжег ведомство господина Чжоу и откуда он там появился — что, понесся туда прямо от городских ворот, в которые, похоже, его впустили без проблем? Почему именно туда?

И что еще интереснее — куда этот отряд направлялся после погрома ведомства Чжоу, когда мы встретились с ним лицом к лицу, почти у самого дома?

За квартал от дома я уже знал ответ, и мне даже не нужен был все тот же горький запах дыма, чтобы подтвердить мои догадки.

Мой дом горел, единственный во всем квартале. Пламя поднималось над всеми галереями одновременно. Воины Ань Лушаня умеют жечь… Я различил издалека фигурки моих людей, мелькающие в дыму с какими-то узлами и даже чайниками. Чем я мог им помочь?

Я подтолкнул пятками лошадь и понесся, уже галопом, к Восточному рынку.

Здесь дым был жирен и полон сажи. Согдийское подворье горело все сразу, но эпицентр огня был именно там, где помещалось «Золотое зерно». Сейчас оттуда поднимались еще и клубы пара — кто-то пытался гасить огонь, но масло из котлов, грамотно разлитое героями Великой Степи, не так просто было потушить.

В толпе десятков и сотен согдийцев и тохаристанцев мелькали знакомые лица, но никто не узнавал меня, сгорбившегося в мундире и шлеме на Мышке среди этого хаоса, а я не пытался заговорить с ними. Потому что на моих глазах из дыма, вихрей пепла и луж черной воды люди тащили, отворачивая лица или пытаясь обернуть их тряпками, одно тело за другим, обугленные и жуткие.

Удай-Бабу миновала эта участь — он сидел, привалившись спиной к стене и раскинув ноги в стороны, неопрятный пучок его волос свешивался на грудь так, что не было никаких сомнений — их обладатель находился высоко, за облаками снежных гор Запада, и к нам больше не вернется. Потому что голова живого человека так лежать не груди не может.

Серая змея уютно устроилась у него на коленях.

А потом я увидел ставшую странно тощей обугленную длинную фигуру без левой руки. За ней — черный, совсем без лица, труп высокой женщины. И еще какие-то дымящиеся останки. Мой взгляд зафиксировал и нелепо сваленные у стен трупы пограничников, пять, шесть, десяток — похоже, Сангак и его подруга без боя не сдались.

А я все сидел в своем седле, с мокрым от пота лицом и слезящимися от дыма глазами.

Вот они, мои победы. Я победил всех врагов, я выиграл битвы с двумя великими империями и спас свои города. А оборачивались эти победы горьким дымом других городов, которые я любил не меньше, и погибшими друзьями.

Оставалось одно: выехать, пока меня не увидели и не узнали, из ворот и тронуться через недоуменно гудящий город — на запад, к караванщикам, домой. Чем не достойное завершение блистательно прожитой жизни, о которой мальчишки поют на рынках песни? Сделать уже больше ничего нельзя, спасать больше некого. На запад. Все.

Я выехал из ворот и повернул Мышку на север, в сторону императорского города.

ГЛАВА 22
ЗА ЭКИПАЖАМИ ИМПЕРАТОРА

87