Любимая мартышка дома Тан - Страница 83

— Я? — удивился я. — Я никуда не беру тебя, дорогая Меванча. Это Сангак тебя берет. Я поеду один.

Мы посмеялись — два понимающих друг друга человека. Мне было грустно и легко. Я ехал по улице прекраснейшего из городов мира с женщиной необычайной красоты, и мы говорили с ней как воин с воином и это было хорошо. Два охранника сзади нас очень старательно делали вид, что просто выехали на улицу покататься — и это было смешно и отлично.

Но улыбка Меванчи была невеселой.

— Вы поедете один, господин? — медленно повторила она, покачиваясь в седле. — И ничего, ничего нельзя сделать? Похищение? Вызвать ее сюда? Отбить? Я бы участвовала в этом бою. Всей душой.

Она всматривалась в мое лицо, пытаясь найти ответ. А ответ был очевиден: тысячи гвардейцев и сотни соглядатаев, три ряда дворцовых стен с охраняемыми воротами. А главное — если бы она только захотела сама…

Потом Меванча отвернулась, вздохнула и продолжила:

— Три раза я выступала благодаря ей во дворце, пока не… не пошли дожди. Дело не в деньгах и подарках. И не в том, что несколько раз жены и наложницы принцев подходили ко мне с просьбами развлечь их господина не только танцами. Предлагали огромные деньги. Но эти принцы не могут готовить так вкусно, как Сангак, так что зачем мне их развлекать? Понимаете, вот появилась в моей жизни красивая, великолепная женщина и просто так подарила мне что-то неожиданное. Каналы и пруды, и беседки невиданной красоты, и ароматы, и лицо императора совсем близко. Знаете, сколько раз я хотела попросить вас, господин, позволения оказаться с ней наедине. Поблагодарить ее. Она — совсем беззащитна. Ее кожа — как у ребенка. Снять с нее эти потрясающие шелка, подобных которым я не видела никогда. Прикоснуться к ее шее, чуть-чуть, и… Вы ведь меня понимаете?

— Меванча, ты настоящий воин и мужчина, — сухо посмеялся я. — Я без малейших сомнений помог бы тебе. И даже не сказал бы ничего Сангаку. Но — увы. Если бы ты знала, скольким людям мне в этой жизни пришлось сказать «прощай» — ты бы удивилась.

И я отвернулся, рассматривая двух проезжавших мимо толстых господ в складках одежд и весьма замысловатых шапках. Они подпрыгивали, как вороны на жердочках, на маленьких сиденьях повозок так, будто ни войны, ни мятежи никогда не смогут их коснуться. Лошадки их мотали друг на друга головами, но в целом были настроены так же незлобиво, как и хозяева.

Наконец я повернулся обратно и стал смотреть прямо на дорогу.

— Я же говорю, что ваше сердце не умерло. Только такие люди и могут быть настоящими воинами, — тихо сказала танцовщица и тоже начала рассматривать проезжавших. — А все остальные — просто убийцы.

Не так уж часто бывает, чтобы на мою спутницу начали обращать внимание раньше, чем на меня. Меванчу всегда узнавали на улицах столицы, и далеко не только согдийцы или персы. Вид звезды, в блестках, драгоценной сеточке на голове, мирно трусящей прямо по улице, как обычный человек, успокаивал чанъаньцев и вызывал множество поклонов. А тут и Сангак у въезда в «Золотое зерно» сначала мгновенно удостоверился, что великая женщина в полном порядке, — незаметно, как ему казалось, — и только потом перевел взгляд на меня и взял коня под уздцы.

— Все хорошо, — тихо сказал я ему. — Начинаешь готовить мое исчезновение. И вы двое со мной — но не одновременно.

— Ну, естественно, — кивнул он. — Собственно, уже почти все готово. И еще: не вооружить ли охрану?

За ношение оружия тут полагалось два года каторги, но я вспомнил о двух внезапно выкатившихся на меня карликах и кивнул: да, пора.

Тут он наткнулся на мой взгляд и очень удивился.

— Случилось что-то очень хорошее, хозяин? Неужели с нами поедет еще госпожа…

Я поморщился самым неприятным образом:

— Нет, нет, другое. Скажи, Сангак, если бы ты был Мелеком, где бы ты спрятал деньги — очень много денег?

Этот человек способен был удивиться, наверное, лишь какому-нибудь особо удачному куску баранины на крюке, нежно-розовому, с ровными параллельными белыми полосками ребер.

— Деньги? Так, чтобы их до сих пор никто не нашел? Много тяжелых связок монет? Да хотя бы на складе пряжи, в земле — у нас ведь там всегда что-то было сложено в три яруса, и только сейчас совсем пусто. И всегда есть охрана. А где еще… ну, я сейчас посмотрю, хозяин, я правильно вас понял?

Я рассеянно кивнул и двинулся в дальний угол двора, где от Маленького Вана с поспешными поклонами отбежали при моем приближении две симпатичнейшие девицы, на вид — оркестрантки или еще кто-то из мира прекрасного.

— Последний караван, господин Мань? — скорбно вскинул он брови. — Что же мы будем делать потом?

— А потом мы, наконец, отдохнем, — благожелательно сообщил я ему. — Будут и еще караваны. И мне надо взять у тебя несколько уроков языка — я в последнее время сделал несколько непростительных ошибок. Они, знаешь ли, могут стоить очень дорого. Ну, а потом — надо, чтобы мятеж скорее кончился. И еще: скажи своим девушкам, что я рад их видеть, а работы новой я тебе пока давать не буду. Пусть приходят чаще.

Да, да, о моем отъезде здесь знали три-четыре человека, и даже им я бы с удовольствием о нем не говорил. Ну, а самый момент отъезда я не собирался называть заранее даже Сангаку.

И в этот момент я уловил на дальнем конце двора, там, где начинались наши склады, равномерное помахивание правой руки вновь вышедшего на свет и жару Сангака. На сгибе его закутанной в подвернутый рукав левой руки висело что-то вроде толстой змеи.

Я повернулся и пошел к нему. Змея, как и следовало ожидать, была тяжелой, оттягивавшей его руку к земле связкой монет.