Мы ведь могли бы стать настоящими, а не притворными друзьями, господин Чжоу. Мы могли бы рассказывать друг другу интереснейшие вещи — бросили же вы мне, чуть небрежно, в ответ на мой намек насчет загадочного Удай-Бабы: «А, племянник раджи из Магадхи. Он не должен вас беспокоить, господин Маниах. Он и нас-то не слишком беспокоит, поскольку работает очень осторожно».
Мы так и не поговорили с вами о громадных, как императорские дворцы, боевых речных кораблях династии Суй, которые потом превратились в труху и исчезли навсегда. Или о неуклюжих боевых колесницах эпохи Чжоу, которые через полтора года ваши, господин Чжоу, коллеги бросят в бой на заснеженной равнине против мятежников у озера Чэньдао — и потерпят страшное поражение.
Я мог бы ответить вам на случайно брошенную как-то раз реплику о том, что скоро Поднебесная может стать другой. Придут на высокие должности настоящие слуги императора. Будет меньше глупых решений, меньше взяток. А я тогда, увы, не понял истинного смысла этих намеков и подумал: как это типично — чиновник, чьи глаза увлажняются от мысли об идеальном, обновленном государстве, руководимом лучшими из лучших, такими, как он сам, — просвещенными и непогрешимыми?
Увы, сказал бы я вам, господин Чжоу: я уже видел, чем кончаются такие мечты. И видел не раз. Идеальных империй не бывает.
И тогда вы, возможно, не пожертвовали бы десятками тысяч солдат своей империи. Я ведь и сам не раз посылал людей на смерть, но не так подло и не так бессмысленно, как это сделали вы, — так почему же вы не дали мне шанса помочь вам избежать этой подлости?
Вместо этого вы решили, что вам нужен всего лишь мой обезображенный пытками труп.
Проглотить это оскорбление было трудно. Но ничего другого не оставалось.
Бог Небесный, ведь уже разгар лета — как это я продержался столько месяцев? И сколько еще можно испытывать судьбу? Ведь договоры о помощи империи уже готовы, я уже не нужен, значит, до развязки осталось совсем немного.
Так, на какую из былых загадок я еще не нашел ответа? Ну, например, на вопрос о том, зачем Чжоу подсылал ко мне карликов. И еще: правда ли, что премьер-министр лично вписал мое имя в список заговорщиков — и почему? И почему Ань — он же Рок-шан, — так странно реагировал на мое появление и на мой документ об оплате войлока.
Пустяки, которые сейчас никому уже не интересны.
«Опять та же ошибка, хозяин, не делайте ее!» — раздался в моей голове голос далекого Юкука.
Но я, несчастный идиот, поступил как всегда — позволил себе тряхнуть головой и обнаружить, что стою среди пыли и щедрых конско-верблюжьих запахов, а мой сарт, начальник каравана, смотрит на меня терпеливо и устало.
Дальше началась долгая сверка цифр, тюков, имен. Верблюды, сладко улыбаясь, поворачивали в мою сторону змеиные головы и задумчиво жевали толстыми губами. Среди пыли и зноя караванщики распутывали великое изобретение, изменившее мир: верблюжий вьюк. Придуманный несколько сотен лет назад, он сделал путешествие вдоль Пути совсем иным, ведь до того шелк приходилось везти с невероятными мучениями и безобразно медленно — на телегах, на колесах, каждый день ломавшихся на острых камнях пустыни. Теперь Великий Путь можно было пройти за жалких несколько месяцев — отсюда до самого его конца, до синей воды Бизанта.
Вьюк, какая-то там грубая вязанка ременных петель, снизил в итоге цены на шелк, сделал его товаром не только для самых богатых — и породил массу шелкоткацких фабрик в самых разных городах, как ни скрывала Поднебесная секрет извлечения нити из кокона. Вьюк уронил одни империи и создал другие. Положил начало большим торговым домам — и не в последнюю очередь дому некоего Маниаха.
Страшно подумать, каким был бы мир, если бы все еще доверял архаичному колесу.
Я кивал и отдавал указания. Интересовался, все ли грузы со склада удастся погрузить на горбатые спины, — и получал ответ: да, удастся. Спрашивал про людей — и получал ответ, что готовы все.
Это был мой последний караван на Запад.
Я задумчиво похлопал по гладкому боку коня, на котором предстояло ехать кому-то из моей охраны. И на который не сядет несчастная Ян по имени Яшмовый браслетик.
Ждать было больше нечего.
— Сколько дней до отправки? — спросил я. И поморщился, услышав в ответ: «Шесть дней, хозяин».
— Мы можем быстрее, — после паузы и изучения моего лица озабоченно покачал головой сарт.
Что ж, подумал я, мы играли со смертью несколько месяцев. Еще шесть дней? Пустяк. И еще столько надо сделать. Сангаку надо подготовить процедуру моего исчезновения — Чжоу и его кишащие вокруг нас вторые тени вряд ли так просто меня отпустят. Что придумает на этот раз мой невозмутимый однорукий друг? Заставит меня побрить голову наголо и стать монахом из храма Учителя Фо? Ушлет меня в другом караване за день раньше до отправки моего, потом присоединит к этому?
Пусть профессионалы работают. Не надо их торопить.
Собственно говоря, мне просто не хотелось уезжать.
Был полдень, и я отправился из западных пригородов обратно, с заездом на Западный рынок по какому-то пустяковому делу. Меванча, до того отмалчивавшаяся, неожиданно подошла ко мне с поклоном.
— Я хотела, чтобы вы узнали кое-что из очень давней истории, господин, — сказала она. — Может быть, это вам пригодится. Это связано со смертью того, кто был здесь до вас, — Мелека. И с тем, как пытались убить вас.
Ну, вот, подумал я, все загадки разрешается сразу — когда это уже не очень-то и нужно.
— Если бы вы позволили мне проводить вас к одному человеку на Западном рынке, — завершила она.